Преисполнившись любопытства, Джорджи стала искать глазами портрет своей предшественницы, наверняка выставленный на видном месте, но так ничего и не нашла. Если портрет и существовал, его явно не собирались вешать.
Когда она выразила вежливое восхищение красивым резным буфетом в столовой, Таунсенд с довольным видом сообщил, что его выбрала предыдущая леди Гриффит.
— Дорогой, сколько лет вы с Кэтрин были женаты?
— Меньше года.
— Ясно. Значит, эти чудесные комнаты были обставлены…
— Моей матерью.
— А, разумеется.
Значит, именно в таком доме рос Йен.
— Кстати, теперь, когда об этом зашел разговор, думаю, здесь нужно многое изменить, — дипломатично прошептал он ей на ухо.
Джорджи широко улыбнулась.
Но когда они поднялись наверх и подошли к смежным спальням хозяина и хозяйки, Йен словно заледенел.
— Омерзительно, — снова буркнул он себе под нос, брезгливо оглядывая алую, с золотом, спальню.
Джорджи, потеряв терпение, круто развернулась.
— Ты здоров?
Он озадаченно моргнул, словно ее резкий тон вернул его в настоящее.
— Конечно. Прости меня. Похоже, долгое путешествие неблагоприятно подействовало на мой характер.
— Именно! Ты портишь мне все веселье! Может, тебе следует пойти и выспаться?
Йен фыркнул.
— Пожалуйста, если это улучшит тебе настроение. Дорогая, оставляю тебя устраиваться. У меня кое-какие дела, — объявил Йен. — Нужно дать указания парням Дэмиена.
— Верно.
Он поклонился ей.
— Увидимся за ужином.
Он уже отвернулся, но Джорджи громко кашлянула. Йен повернулся и вопросительно поднял брови. Джорджи откинула голову и с выжидающей улыбкой постучала пальцем по щеке.
Его сведенное напряжением лицо немного расслабилось.
— Как же я мог забыть?
В этот момент он был олицетворением влюбленного мужа. Йен подошел и нежно поцеловал ее в щечку.
Дворецкий изумленно хлопнул глазами и принялся внимательно изучать шторы.
— Ты должен всегда целовать меня, когда приходишь или уходишь, — кокетливо напомнила она.
— Особенно когда прихожу, — прошептал он, страстно глядя ей в глаза.
— Распутник! — фыркнула она, надеясь, что старик Таунсенд ничего не услышал.
— Увидимся за ужином, любовь моя, — мягко пообещал Йен и снова поклонился.
Следующие три-четыре дня Джорджи с тревогой наблюдала, как Йен становится все более отчужденным. Он пытался скрыть свое настроение и по ночам любил ее с прежним пылом. Но она постоянно ощущала его отстраненность.
Она спрашивала, не хочет ли он поговорить, но, разумеется, ответ был отрицательным. Часто она видела, как он стоит у разрушенного моста, глядя в бурлящий поток.
Однажды она просто испугалась, увидев, как он, с топором в руке, яростно рубит желтые розы, увившие всю боковую стену дома.
— Боже, что ты делаешь?!
— Э-э… их давно пора было подрезать. Собственно, я подумываю снести дом. Хочешь, построим новый? — спросил Йен, тяжело дыша. — Он очень древний и старомодный. Может, что-нибудь в неоготическом стиле?
Джорджи, не веря своим ушам, уставилась на него. Он положил топор на плечо и глотнул воды.
— Ты чего-то хотела?
— Н-нет.
Она покачала головой и вошла в дом.
Вырубив розы, он собрал ветки и бросил в реку. Джорджи с беспокойством наблюдала, как Йен следит за желтыми бутонами, уплывавшими вниз по течению. Он, похоже, жил в собственном мире, и этот мир был не слишком счастливым.
Джорджи хотела расспросить слуг, не знают ли они, что мучает хозяина, но при ее приближении они разбежались и в заговорщическом молчании принялись за дело.
Происходило нечто непонятное, но вот что именно? Вряд ли даже Роберт, ближайший друг Йена, мог это объяснить.
Но что бы ни терзало мужа, расправа с розами успокоила его на несколько дней. Он снова стал самим собой, спокойным и дружелюбным.
Обрадованная переменами в Йене, Джорджи предложила отправиться на пикник. Возможно, Йену полезно ненадолго уйти из дома.
Они отправились в развалины замка Утера Пендрагона.
Вскоре они расстелили широкое одеяло в тени гигантского дуба, поставили на него низенький складной столик и разложили несколько больших подушек.
Слуги принесли корзинку с незатейливым ленчем, после чего удалились на почтительное расстояние. Йен и Мэтью гоняли мяч по земле. Пятнистый щенок бегал вокруг с возбужденным тявканьем, иногда исчезая в высокой траве.
К облегчению Джорджи, Йен был весел и беззаботен. Мэтью, как всегда, когда отец уделял ему внимание, пребывал на седьмом небе и громко запротестовал, услышав, как Джорджи зовет их обедать. Отец с сыном медлили, пока она пыталась справиться с бутылкой охлажденного белого вина. Пришлось приложить немало сил, чтобы ввинтить штопор в пробку.
Но тут Йен направился к ней. Она с нескрываемым восхищением воззрилась на мужа. Сегодня на Йене были светлые брюки, рубашка с широкими рукавами, темно-коричневый, небрежно повязанный галстук и синий однобортный сюртук в бежевую полоску.
— Нужна помощь?
Она с улыбкой вручила ему упрямую бутылку.
— Папа! Иди сюда!
— Пора обедать, Мэтт, — покачал он головой, легко откупоривая бутылку.
— Но я не голоден! Хочу играть!
Йен послал жене веселый взгляд:
— По-моему, твоя очередь его развлекать.
— Я не так уж плохо бью по мячу. Не забывай, я выросла с братьями!
— Ничуть не сомневаюсь, любовь моя. Хотя ты, должно быть, первая маркиза, обладающая подобным умением.
Джорджи рассмеялась, а Йен, нагнувшись, поцеловал ее.